Неточные совпадения
И в самом деле, здесь все дышит уединением; здесь все таинственно — и
густые сени липовых аллей, склоняющихся над потоком, который с шумом и
пеною, падая с плиты на плиту, прорезывает себе путь между зеленеющими горами, и ущелья, полные мглою и молчанием, которых ветви разбегаются отсюда во все стороны, и свежесть ароматического воздуха, отягощенного испарениями высоких южных трав и белой акации, и постоянный, сладостно-усыпительный шум студеных ручьев, которые, встретясь в конце долины, бегут дружно взапуски и наконец кидаются в Подкумок.
Ее с одной стороны ограничивает невысокая песчаная насыпь железной дороги, с другой —
густое мелколесье, еще недавно оно примыкало вплоть к насыпи, от него осталось множество
пней разной высоты, они торчат по всей равнине.
По дороге идет
густой лиственный лес; едешь по узенькой, усеянной
пнями тропинке.
Вдруг радиус моего кругозора стал быстро сокращаться: навалился
густой туман. Точно стеной, отделил он меня от остального мира. Теперь я мог видеть только те предметы, которые находились в непосредственной близости от меня. Из тумана навстречу мне поочередно выдвигались то лежащее на земле дерево, то куст лозняка,
пень, кочка или еще что-нибудь в этом роде.
Вяз не так высок, но толстый, свилеватый
пень его бывает в окружности до трех сажен; он живописно раскидист, и прекрасна неяркая,
густая зелень овальных, как будто тисненых его листьев.
Вместо того чтобы свернуть влево — я сворачиваю вправо. Мост подставляет свою покорно, рабски согнутую спину — нам троим: мне, О — и ему, S, сзади. Из освещенных зданий на том берегу сыплются в воду огни, разбиваются в тысячи лихорадочно прыгающих, обрызганных бешеной белой
пеной, искр. Ветер
гудит — как где-то невысоко натянутая канатно-басовая струна. И сквозь бас — сзади все время —
Уженье около полдён, о котором я обещал сказать особо, в жаркие летние дни производится в таких местах, где
густая тень покрывает воду, как-то: под мостами, плотами, нависшим берегом, толстыми
пнями и корягами, нередко торчащими в воде, под
густым навесом трав, расстилающихся иногда над значительною глубиною.
Старый
пень находился уже позади их. Челнок быстро несся к берегу. Сделав два-три круга, он въехал наконец в один из тех маленьких, мелких заливов, или «заводьев», которыми, как узором, убираются песчаные берега рек, и засел в
густых кустах лозняка. Мальчики ухватились за ветви, притащили челнок в глубину залива и проворно соскочили наземь. Страх их прошел мгновенно; они взглянули друг на друга и засмеялись.
…Ветер резкими порывами летал над рекой, и покрытая бурыми волнами река судорожно рвалась навстречу ветру с шумным плеском, вся в
пене гнева. Кусты прибрежного ивняка низко склонялись к земле, дрожащие, гонимые ударами ветра. В воздухе носился свист, вой и
густой, охающий звук, вырывавшийся из десятков людских грудей...
«Сестры», подрядчик и лесообъездчики расположились в тени навеса, где солнце не так жгло; лошади были привязаны в лесу, и для них был устроен небольшой костер из гнилых
пней и свежей травы, дававший
густую струю белого едкого дыма.
Место происшествия, как водится, окружала
густая толпа; я едва мог пробраться к небольшой площадке перед кабаком, на которой, посредине, лежал вверх лицом убитый Пузич, с почерневшим, как утопленник, лицом, с следами
пены и крови на губах.
Сбившись в
густую массу, задыхаясь в давке, разгорячаясь от прикосновения друг к другу, люди бежали с хриплыми криками, с
пеной у рта, точно стая бешеных животных.
Небольшого роста, но широкий, тяжеловесный и могучий, он был похож на старый дубовый
пень и весь казался налитым
густой апоплексической кровью: лицо у него было страшного сизого цвета, белки маленьких глаз — кровавые, а на лбу, на висках и особенно на конце мясистого носа раздувшиеся вены вились синими упругими змейками.
Действительно, из-под
густой сосновой ветки он вытащил охапку лучины, загодя наколотой им из старого смоляного
пня. Я дал ему спичку, и сухое сосновое дерево тотчас же вспыхнуло ярким, беспокойным пламенем, распространяя сильный запах смолы. Затем он навалил сверх лучины сухой прошлогодней желтой хвои, которая сразу задымилась и затрещала. Сотский не утерпел, чтобы не вмешаться.
Весь в мыле серый аргамак,
Мотает гривою
густой,
Бьет землю жилистой ногой,
Грызет с досады удила,
И
пена легкая, бела,
Чиста как первый снег в полях,
С железа падает на прах.
Море еще бушевало. По-прежнему оно катило свои седые волны, которые нападали на корвет, но сила их как будто уменьшилась. Море издали не казалось одной сплошной
пеной, и водяная пыль не стояла над ним. Оно рокотало, все еще грозное, но не
гудело с ревом беснующегося стихийного зверя.
Только что пьяницы пропели покойнику вечную память, как вдруг с темного надворья в окно кабака раздался сильный удар, глянула чья-то страшная рожа, — и оробевший целовальник в ту же минуту задул огонь и вытолкал своих гостей взашей на темную улицу. Приятели очутились по колено в грязи и в одно мгновение потеряли друг друга среди
густого и скользкого осеннего тумана, в который бедный Сафроныч погрузился, как муха в мыльную
пену, и окончательно обезумел.
Шибаев допил пиво, обтер пальцем
пену на своих
густых рыжих усах и крякнул.